Перевод Елизаветы Радченко, члена Самарского отделения

Слова — это мощная вещь, поскольку они позволяют нам делиться нашим мировоззрением с современниками, а в письменной форме – и с будущими поколениями. Однако, достаточно часто слова могут так же легко вызвать замешательство, непонимание и конфликт между людьми. Одним из слов, которое продолжает вызывать такого рода путаницу и конфликты, является слово “социализм”. Что оно значит, какие формы приняло, и почему оно вызывает столько споров?

Недавно эта тема была вновь поднята в статье Рональда Дж. Граньери, директора по исследованиям Института Лаудера при Пенсильванском университете, о том, почему “Правым необходимо прекратить ложно утверждать, что нацисты были социалистами” (Washington Post, 5 декабря 2020 г.). 

Отрицая тот факт, что национал-социализм был “социалистическим”,

Он вскипает от разочарования, что те, кого он называет политическими “правыми”, классифицируют немецкий нацистский режим 1930-1940-х годов как “социалистический”. Да, официальным названием нацистской партии было Национал-социалистическая немецкая рабочая партия. По его же мнению, в то время как нацисты действительно ввели значительную степень государственного вмешательства и контроля над частным сектором, «их “социализм” играл, в лучшем случае, второстепенную роль».

Некоторые видные нацисты, возможно, играли на “недовольстве рабочего класса” в надежде отвлечь людей от коммунистов и демократических социалистов посредством призывов к антиеврейским настроениям. Однако же не было никаких выраженных и последовательных нападок на частную собственность. Вместо того, чтобы “контролировать средства производства или перераспределять богатство для построения утопического общества”, нацисты сосредоточились на сохранении социальной и расовой иерархии. “Они обещали солидарность членам Фольксгемайншафт (‘народной общности’), даже когда отказывали в правах тем, кто не входил в этот заколдованный круг”, - утверждает Граньери. 

Нацисты в основном потворствовали мелким бизнесменам и ремесленникам, а также другим представителям среднего класса, которые боялись и не любили что коммунизм, что социализм. Также они не были привязаны к какой-либо пропаганде и вере в демократию. Что же тогда представлял собой нацизм? Граньери считает: “Национал-социализм сохранил частную собственность, в то же время поставив все ресурсы общества на службу экспансионистскому и расистскому национальному видению, которое включало завоевание и кровавое порабощение других народов”. Таким образом, нацистский режим нельзя считать “социалистическим”, поскольку национал-социализм не был заинтересован в контроле над средствами производства или перераспределении богатств для построения эгалитаристской утопии.

Граньери действительно признает, что Советский Союз заключил выгодный союз с нацистской Германией в 1939-1941 годах, чтобы разделить между собой Восточную Европу. Однако из-за вторжения Гитлера в Советский Союз в июне 1941 года оставшаяся часть войны превратилась в борьбу на их взаимное уничтожение. Таким образом, этот двухлетний период советско-нацистской дружбы не демонстрирует никакой общности между социализмом и национал-социализмом. 

Неуместные взгляды Хайека на социализм и нацизм

Граньери также критикует австрийского экономиста и лауреата Нобелевской премии Фридриха А. Хайека за попытку навесить социалистический ярлык на нацизм в его книге “Дорога к рабству” (1944). «Хайек был потрясен ростом экономического планирования в демократических государствах, воплощенных в “Новом курсе” Франклина Рузвельта. Хайек предупреждал, что любое вмешательство правительства в рынок подрывает свободу и в конечном итоге приводит к той или иной форме диктатуры», - утверждает Граньери. 

Хайек, по его словам, “оказал огромное влияние” как на Рональда Рейгана, так и на Маргарет Тэтчер, и “утверждение Хайека о том, что все правительственные вмешательства в экономику приводят к тоталитаризму, продолжает вдохновлять популярных мыслителей”, которые предупреждают об “опасности геноцида” от введения государственного пособия. 

Рональд Граньери предпочел бы отказаться от всего этого отвлекающего спора о ярлыках и поиска способов “защиты граждан от негативных требований рынка”, сосредоточившись вместо этого на “надлежащем балансе интересов в рамках демократического политического порядка”, зависящего от “измерения результатов” и внедрения различных типов интервенционистской и перераспределительной политики. Он также хочет, чтобы “правые” перестали твердить об американских прогрессистах начала 20-го века, которые провозглашали и защищали евгенику как средство создания превосходных человеческих типов. (Но подождите! Разве они не просто “следовали науке”, как это было широко известно и принято в то время?)

Много социализма в доме коллективизма

Начнем с того, что в доме коллективизма было много социалистических особняков. Среди французских социалистов начала 19 века существовало множество мнений относительно того, будет ли, например, грядущее социалистическое общество индустриальным или аграрным раем. Существовали разногласия по поводу того, могут ли те, кого Маркс назвал “социалистами-утопистами”, достичь радикальных социальных изменений, или же это произойдет только в свое время из-за неизбежной исторической эволюции и революции, на чем Маркс настаивал. 

Представителями первой социалистической партии, которая серьезно продвинулась к политическому влиянию во второй половине 19-го века, были немецкие демократические социалисты, которые избегали призывов к насильственной революции и набирали все большее число голосов при избрании своих кандидатов в Имперский германский парламент, добиваясь власти электоральным путем. Это напугало власть имущих Германии, поэтому, помимо попытки на некоторое время подавить немецкую социалистическую партию, Отто фон Бисмарк, также известный как "железный канцлер", будучи во главе Германской империи в 1870-1880-х годах, ввел все основные составляющие элементы современного социального государства, а также интервенционистские правила в отношении отдельных отраслей немецкой промышленности и торговли. 

Нововведения Бисмарка вскоре получили название “государственный социализм”, а иногда и “монархический социализм”. Однажды “железный канцлер” ответил своему британскому поклоннику Уильяму Х. Доусону следующим образом: “Моя идея состояла в том, чтобы подкупить представителей рабочего класса или, лучше сказать, расположить их к себе, заставить рассматривать государство как социальный институт, существующий ради них и заинтересованный в их благополучии”. И, согласно объяснениям Доусона, имперская Германия, похоже, нашла в государственном социализме нечто среднее между индивидуализмом, который позволил бы государству ничего не делать, и крайним радикальным социализмом, который заставил бы государство делать все. 

В восточной же Европе менее ортодоксальные марксистские социалисты в Российской империи отвергали тонкости выборов и законодательных реформ социального государства. Только насильственная революция могла сломить капиталистическую власть над эксплуатируемыми массами, установив, как настаивал Ленин, диктатуру пролетариата, однажды пришедшего к власти. Всё это привело к расколу между социалистами, который длился на протяжении большей части 20-го века. Однако следует иметь в виду, что в то время, как эти две группы социалистов осуждали друг друга за средства прихода к власти, во второй половине 20-го века они почти все сошлись на том, что необходима отмена частной собственности для развития средств производства с введением централизованного планирования.  

Целесообразность патернализма. От рождения и до гробовой доски

Среди разных форм социализма демократический “баланс интересов”, основанный на целесообразности “работы” государственного социализма Бисмарка, кажется наиболее близким к тому, что ищет Граньери. Как выразился Уильям Доусон в книге “Бисмарк и государственный социализм" (1891), "…ни один департамент экономической деятельности в принципе не должен быть закрыт для государства... и должен определяться целесообразностью и обстоятельствами времени и места, считают государственные социалисты” (стр. 4-6).

Государственный социализм, в котором, как выразился американский поклонник немецкой системы Фредерик Хоу в своей книге о социализированной Германии (1915): “Государство держит руку на пульсе рабочего от его рождения и до гробовой доски. Его образование, его здоровье и его работоспособность являются вопросами, вызывающими постоянную озабоченность”. В случае, если все это кажется вам слишком патерналистским, то Хоу о гарантиях социального обеспечения сказал: “Этот патернализм не обязательно означает меньшую свободу для личности, чем та, которая преобладает в Америке или Англии. Это скорее другой вид свободы” (стр. 83; 162). Позже Хоу работал в Администрации по регулированию сельского хозяйства Нового курса Рузвельта, которая пыталась спланировать производительность американского сельского хозяйства.

Эгалитаризм титульной расы при национал-социализме

Имел ли какой-либо из видов социализма какое-либо отношение к природе и содержанию того, что стало национал-социалистической идеологией и политикой? Граньери настаивает на том, что национал-социализм не мог быть “социалистическим”, потому что он не преследовал “утопический” идеал равенства для всех. Однако это предполагает, что единственная законная утопическая мечта и, следовательно, ориентир для обозначения чего-либо “социалистического” – это та, которую Граньери считает хорошей и правильной.

На самом деле у нацистов было утопическое видение будущего; оно началось с их представления о чистоте немецкой расы, на основании которого они отвергли старую прусскую идею аристократической и классовой иерархии. Все “настоящие” немцы были равны, и им должны были быть предоставлены возможности для образования, профессионального роста как средства, с помощью которого они могли бы внести свой вклад в общее благо немецкого народа. 

То, что нацистский эгалитаризм был ограничен только теми “настоящими” немцами, обладающими расовыми характеристиками, которые определяли их идеологическое мышление, а евреи же классифицировались как самые низкие и коварные из врагов, не отменяет того факта, что они тоже были “утопистами” чьи цели включали в себя социальное равенство, для тех, кто находился в “группе”. Это было ничто иное, как вариация марксистской идеи о том, что мир разделен на непримиримые социальные классы, а “капиталисты” являются неизбежными “классовыми врагами” “рабочих”. Как и в советской практике, враги и их дети были лишены всех прав и возможностей и превращены в вечных изгоев, которых следовало перевоспитать для служения “строительству социализма” или же и вовсе ликвидировать.  

Возможно, эта идея утопии, которую и я, и Граньери отвергли бы, была бы поддержана многими в нацистском руководстве, а также широкими слоями населения Германии в то время, какой бы предосудительной сегодня эта идея ни казалось нам. Воплощение этого утопического по тем временам идеала в жизнь сделало социализм именно “национальным”, а не “международным”. 

Нацистские призывы и апелляции к объединению были обращены к той части человечества, которая определялась утверждаемыми расовыми характеристиками, а не ко всем работникам мира. Оглядываясь назад, это означало, что у национал-социализма никогда не могло быть достаточно последователей, чтобы завоевать и контролировать мир, поскольку круг сторонников нацизма был слишком ограничен. Большая часть населения мира оказалась в конфликте с нацизмом именно из-за монополии одной расы. 

Социализм, национализм и раса

Был ли национал-социализм не только антикапиталистическим, но и “социалистическим” в каком-то понимании? Можно было бы использовать любое количество нацистских источников, чтобы определить и решить, был ли национал-социализм формой “реального” социализма. В 1936 году в книге “Образование в Третьем рейхе” нацистский педагог Фридрих Альфред Бек написал текст в качестве руководства для немецких учителей по всей стране: 

“Национал-социализм восстановил концепцию народа из ее пошлой, современной тени... Под народом мы понимаем целое живое существо, расово однородное и объединенное общей историей, общей судьбой, общей миссией и общими задачами... Образование, с точки зрения расы и народа, - это создание формы жизни, в которой расовое единство будет сохраняться через именно единение людей...

“Социализм – это направление личной жизни, проходящее через зависимость от общества и его сознание, а национализм – это возвышение индивидуальной жизни до уникального (микрокосмического) выражения общества в единстве личности”.

Жизнь индивида пролегает через общество, а раса и нация определяют, какому обществу индивид обязан своей преданностью. Национал-социализм классифицирует людей не по социальным классам, а по расовым категориям. Это делает вас тем, кто вы есть, и придает смысл вашей жизни в нацистском мировоззрении. 

Антикапитализм и “социализм” при национал-социализме

Что же насчет национал-социалистической экономики? Давайте посмотрим на "Немецкую экономику" (1940) Густава Столпера, 1870-1940. Столпер долгое время был редактором немецкого экономического журнала, ориентированного на классическую либеральную точку зрения. Из-за своей политики и из-за еврейского происхождения он был вынужден покинуть Германию после прихода Гитлера к власти. Убежище было найдено в Соединенных Штатах. Столпер объяснил некоторые социалистические аспекты нацистской идеологии и политики:

«Национал-социалистическая партия с самого начала была антикапиталистической партией. Как таковая, она боролась и конкурировала с марксизмом... Национал-социализм привлекал массы [с трех сторон]. Первой стороной был моральный принцип, вторым - финансовая система, третьим - вопрос собственности. Моральным принципом было “содружество превыше личных интересов”. Финансовым обещанием было “разорвать оковы процентного рабства”. Промышленная программа заключалась в “национализации всего крупного объединенного бизнеса [трестов]”».

«Принимая принцип “содружество превыше личных интересов”, национал-социализм просто подчеркивает свой антагонизм духу конкурентного общества, предположительно представленного демократическим капитализмом... Для нацистов этот принцип означает также и полное подчинение личности требованиям государства. В этом смысле национал-социализм, несомненно, является социалистической системой...»

«Национализация крупной промышленности никогда не предпринималась после прихода нацистов к власти. Это ни в коем случае не было “предательством” их программы, как утверждали некоторые из их оппонентов. Обобществление всего немецкого производственного механизма, как сельскохозяйственного, так и промышленного, было достигнуто иными методами, чем экспроприация, в гораздо большей степени и в неизмеримо более всеобъемлющем масштабе, чем, вероятно, могли себе представить авторы партийной программы 1920 года. Фактически, не только крупные тресты подверглись государственному контролю в Германии, но и все виды экономической деятельности, оставив лишь право частной собственности» (стр. 232-233; 239-240).

Немецкие бизнесмены низведены до руководителей предприятий

Гюнтер Рейманн в книге “Экономика вампиров: ведение бизнеса при фашизме” (1939) подчеркнул, что, хотя большая часть средств производств не была национализирована, они, тем не менее, были политизированы и коллективизированы в соответствии со сложной сетью нацистских целей планирования, регулирования цен и заработной платы, производственных правил и квот, а также строгих ограничений на действия и решения тех, кто остался. Каждый немецкий бизнесмен знал, что его поведение было прописано и позиционировалось в рамках более широких целей планирования национал-социалистического режима.

Не сильно отличаясь от государственных управляющих заводами в Советском Союзе при Сталине, немецким владельцам частных предприятий была предоставлена широкая свобода действий в повседневном управлении предприятиями, которые номинально оставались в их собственности. Нацистские же органы планирования устанавливали целевые показатели выпуска, определяли поставки и распределение ресурсов, правила заработной платы и условий труда, а также диктовали доступность инвестиционных фондов и процентные ставки, по которым они могли быть получены через банковскую систему, наряду со строгим центральным контролем и направлением всей импортной и экспортной торговли. 

Нацистский идеал социалистического государства всеобщего благосостояния для всех настоящих немцев

Но в более общем плане, вспоминая о Рональде Граньери и его отрицании национал-социализма как социалистической системы, мы можем обратиться к более позднему историку нацистского режима, которым является Гетц Али в книге “Бенефициары Гитлера: грабеж, расовая война и нацистское государство всеобщего благосостояния” (2007). Али писал “сосредоточьтесь на социалистическом аспекте национал-социализма”, чтобы лучше понять “нацистский режим как разновидность расистско-тоталитарного государства всеобщего благосостояния”. 

Али подчеркивает, что идеология и практика нацистского режима на самом деле были глубоко социалистическими. Внутри Германии среди немецкого народа “чистой арийской крови” идеалом был эгалитарный социальный порядок, при котором каждый немец был бы освобожден от традиционных классовых барьеров, чтобы у него была возможность подняться до любого уровня успеха в служении отечеству. Политика социального государства, начатая Бисмарком в конце 19 века в Имперской Германии, рассматривалась нацистами как прелюдия к полной гарантии качественного уровня жизни для всех “настоящих” немцев, который будет патерналистски обеспечиваться национал-социалистическим государством. 

Проблема заключалась в том, что обещания социального государства не могли быть выполнены в реалиях Германии 1933 года. Если бы у немецкого народа был этот материальный рай на земле, кто-то должен был бы предоставить рабочую силу и ресурсы, чтобы обеспечить средства для этого массового перераспределения богатства. 

Али указывает, что до и во время Второй мировой войны немецкий “класс капиталистов” был вынужден платить свою “справедливую долю” на благо остального немецкого народа. Налоги для “богатых” в Германии были пропорционально намного выше, чем для остального населения. Во время войны правительство установило обязательную оплату сверхурочных во всех отраслях промышленности и ввело повышение заработной платы, чтобы сохранить лояльность “масс” к режиму – всё это за счет немецкого бизнеса. В то же время немецкая промышленность работала в соответствии с правительственными четырехлетними планами с 1936 года до конца войны в 1945 году. 

Политика грабежа для финансирования национал-социалистического государства всеобщего благосостояния

Только после начала войны машина перераспределительного грабежа была по-настоящему приведена в движение. Каждая страна, захваченная немецкой армией, не только должна была оплачивать расходы по оккупации, но и систематически разграблялась в интересах немецкого населения. 

Как внутри Германии, так и во всей остальной Европе главным “врагом”, которого нацисты были полны решимости уничтожить, были евреи. Перед войной режим пытался оказать давление на немецких евреев, чтобы они покинули страну. После же начала войны правительство было преисполнено решимости изгнать всех евреев из Западной и центральной Европы на “Восток”. Наконец, “решение” “еврейской проблемы” было найдено в концентрационных лагерях и лагерях смерти. 

Однако, начиная с 1941-1942 годов, изгнание евреев из Германии и остальной оккупированной Европы было ускорено в рамках нацистского социального государства. Когда Великобритания начала бомбить немецкие города, сначала тысячи, а затем и десятки тысяч немцев оказались без крова, а все их имущество было уничтожено. Муниципальные власти, с одобрения нацистского руководства в Берлине, начали конфисковывать еврейские дома и квартиры, включая их содержимое, чтобы освободить место для расово чистых немцев, нуждающихся в новых местах для проживания. 

В каждой оккупированной стране нацисты проводили подобную конфискационную политику с местными сообщниками, с которыми они делились награбленным еврейским имуществом (только в Бельгии и Дании широкие слои населения и бюрократия сопротивлялись участию в ограблении евреев). Нацисты сначала национализировали еврейскую собственность, а затем раздали ее тем, кого сочли достойными среди немецкого или оккупированного населения. 

 “Нуждающиеся” немцы обеспечивались за счет перераспределения от других европейцев 

На протяжении всей войны сотни поездов с украденным еврейским имуществом либо раздавались, либо продавались по сниженным ценам в немецких городах. По оценкам Али, на протяжении большей части войны из-за этого награбленного имущества и товаров, отправленных солдатами обратно в Германию, многие, если не большинство немцев имели более комфортный уровень жизни, чем гражданское население Великобритании. 

Вторжение в Советский Союз в июне 1941 года также подпитывало значительную часть этого нацистского грабежа. На Востоке Гитлер не хотел проявлять ни малейших “любезностей”, которые имели место в Западной Европе. В нацистских мечтах о будущем обширные и богатые земли России и Украины должны были стать экономической землей обетованной. Согласно плану, после победы Германии, по меньшей мере 20 миллионов русских крестьян должны были работать и умирать от голода, чтобы освободить место для огромного количества переселившихся немцев, которые обеспечили бы “жизненное пространство” для арийской расы. Москва и Ленинград должны были быть стерты с лица земли, а их население погибнуть. 

Подавляющее большинство немецких семей продолжало пировать даже под бомбежками союзников, благодаря краже всего и вся со всей оккупированной Европы. По оценкам Али, за пять с половиной лет войны нацисты разграбили имущества, товаров и богатства народов Европы на сумму 2 триллиона долларов - большая сумма по любым стандартам, но поистине огромная, учитывая гораздо более низкие уровни производства и доходов в Европе в военные годы. 

Без сомнения, это краткое изложение содержания проведенного Гетцем Али анализа национал-социалистической системы социального обеспечения и ее версии централизованного планирования еще больше убедило бы Рональда Граньери в том, что нацистский режим не следует классифицировать как “социалистический”.

Хайек был прав: нацисты тоже были приверженцами социалистической системы централизованного планирования

На мой взгляд, это демонстрирует, что в социалистических режимах все характеристики обладают своим семейным сходством. Институционально исходная предпосылка заключается в том, что индивид – это мало или вообще ничего. Он должен рассматривать себя как зависимого от более широкого “общего блага” и работающего на него, вне зависимости от его собственных личных интересов. 

От имени “народа” те, кто находится у политической власти, будь то пришедшие на этот пост путем голосования или насилия, устанавливают от имени “народа” иерархию социальных и коллективных целей и поручений, для достижения которых будет приведен в действие комплекс мер государственного планирования, интервенций и перераспределения благосостояния.

Индивидуальный выбор и принятие решений как потребителями, так и производителями значительно сокращаются или даже полностью устраняются благодаря централизованному планированию и принятию решений правительством, заменяющему добровольное объединение и обмен посредством конкурентных процессов спроса и предложения. 

Цены и производство больше не в полной мере отражают оценки множества взаимодействующих покупателей и продавцов, что означало, что все мы играли потребительскую и производственную роли в социальной системе разделения труда. Вместо этого правительственные планы и вмешательства определяют или сильно влияют на заработную плату и цены, а также на то, что производится и в каком количестве. Это включает в себя всё, что касается нашей личной жизни, средств к существованию и уровня жизни.

Другими словами, обширное и навязчивое государственное регулирование, ограничения, перераспределения и навязанные централизованные планы демонстрируют то, о чем Фридрих А. Хайек утверждал более 75 лет назад в книге “Дорога к рабству”: “Чем больше государственного командования и контроля заменяет рыночный выбор, решения и возможности, тем меньше у нас свободы в отношении расширения личных границ и всевозможных других аспектов нашей жизни”.

Как и многие другие за более чем сто последних лет, Рональд Граньери вполне может отмахнуться от этого, потому что он, возможно, не считает некоторую потерю личной свободы поводом для отчаяния, особенно когда она заменяется принудительным политическим патернализмом, который “гарантирует” различные материальные потребности, которые он считает более важными, чем степень свободы, от которой некоторые отказались. 

Однако же я попросил бы его, по крайней мере, признать, что это свобода, потерянная ради принудительной “безопасности”, ради которой некоторых пришлось разграбить. То есть у них отняли часть доходов и богатства, которые принадлежали им, без их добровольного согласия. Это всё ещё обязательное “взятие”, независимо от того, осуществляется ли оно большинством голосов или диктаторской элитой. 

Я бы также попросил его признать, что независимо от того, согласен ли он с целями других социалистов, их командование, контроль и внедрение той или иной формы институционального централизованного планирования для достижения заявленного ими “общественного блага” делает их систему такой же “социалистической”, как и любую другую, которую Рональд Граньери мог бы одобрить или относиться к ней более благосклонно. Так что, нравится Гарньери это или нет, нацисты тоже были социалистами, просто другого толка, чем те, которые ему более приятны.

Ричард М. Эбелинг

Ричард М. Эбелинг, старший научный сотрудник AIER, заслуженный профессор этики и лидерства свободного предпринимательства BB&T в Цитадели в Чарльстоне, Южная Каролина.

Эбелинг жил в кампусе АЙЕРА с 2008 по 2009 год.